Несколько слов о сербской осени

Вчера у нас испортилась погода. Были вечером в гостях у профессора Милутина, сидели у него перед домом на веранде, пробовали домашнюю ракию — ораховачу, — приготовленную из зеленых грецких орехов стараниями Радмилы Павлович, жены бывшего главного архитектора Лозницы (надо будет заняться размещением рецептов!), и рассуждали о том, что лето кончилось, начинаются осень и холода… Причиной для этих мрачных размышлений служило то прискорбное обстоятельство, что столбик на градуснике опустился ниже +30º, небо подзатянуло тучками и где-то вдалеке за холмами и Дриной что-то погромыхивало.

А потом мы шли домой — 4 км (ради удовольствия да физической нагрузки) с зонтиками под осенним дождем. В шортах и майках, не испытывая ни малейшего дискомфорта, которому полагалось бы быть в связи с наличием осеннего же ветра. Идти было приятно, после долгой жары дождик с ветром только освежали.

И почему-то под этим дождем вспоминал один хорошо запомнившийся день из эпохи моей армейской службы в костромских лесах. Было это в самом начале августа 1988 года. Мы охраняли медицинские склады, и я, отстояв свое на посту зимой и весной, превратился в разводящего и водил смены часовых по очереди с моим приятелем начальником караула. Благополучно проспав в карауле до 3.45, когда надо было вести 4-часовую смену, я вместе с очередной сменой отправился на дальний пост и там, на самой его границе  увидел чучело — без малого двухметрового Лешу Власова, закутанного в шинель и нахлобучившего зимнюю шапку с опущенными ушами. Замерзший как цуцик, поминутно вытирая красный нос, он недовольно ворчал, что смена задержалась на 5 минут. И только тут я понял, что на улице реально холодно. Это было такое своеобразное открытие — в костромском лесу в разгар лета, чтобы выжить, нужны шинель и шапка. Мы, в России, были еще к этому привыкшие и ничего другого не ждали, а вот товарищам из Средней Азии и с Кавказа приходилось тяжеловато.

Всё познается в сравнении, и начало сербской осени, больше похожее на разгар лета в российском Нечерноземье, заставляет заново задуматься об особенностях российского климата. Насколько более привлекательна всегда была долина Дуная и для кочевников, и для земледельцев в сравнении с районом, скажем, Верхней Волги! На российский север бежали — от каких-нибудь печенегов и половцев, от княжеской власти, от землевладельцев и т.д., — а на Дунай стремились. В одном месте главным качеством было умение приспособиться и выжить, в другом — отстоять своё право на обретённую землю.