Монастырь Троноша

В балканских предгорьях Западной Сербии в 15 км от центра города Лозница в селе Коренита между лесистых склонов уютно расположился монастырь Троноша, относящийся к Шабацкой епархии Сербской православной церкви. На протяжении большей части своего многовекового существования это был мужской монастырь, но в XX веке, на одном из изломов своей истории, он стал женским, и в настоящее время там живут семь монахинь.

Троношский монастырь Введения во храм Пресвятой Богородицы

В Троношский монастырь невозможно попасть случайно, проездом. Нет вблизи никаких оживленных хотя бы по сербским меркам трасс, а дорога, приводящая к монастырю, там же и обрывается. Дальше — только тропы, поднимающиеся в старые буковые леса на окружающих склонах. Воздух чист и насыщен лесными запахами. Тишина, в которую вторгаются только птичьи голоса да журчание нескольких водных потоков, которые сливаются возле монастыря в речку под названием Большая Троноша (Велика Троноша). Чувство защищенности и сокрытости от мира, от человеческой цивилизации, присутствие которой здесь обозначают только монастырские здания да асфальтированная дорога, петляющая между холмов вместе с извивами Большой Троноши.

«Большой» реку Троношу можно назвать только в сравнении с теми водными потоками, которые ее образуют. У каждого из них, как и у каждой местной возвышенности, есть собственное имя, известное местным жителям, но неведомое географическим картам. Упомянем только Малую Троношу также носящую гордое имя «речки». Что Малая, что Большая Троноша в обычное время больше напоминают ручьи, и только после сильных дождей или во время резкого весеннего потепления, когда быстро тает снег, они наполняются водой, норовят выйти из берегов, затопить дорогу и прервать связь монастыря с внешним миром.

Река, похожая на ручей

Хоть и недалеко находится монастырь Троноша от равнины и невысоко — всего-то 298 м над уровнем моря, — а всё ж таки уже в горах. Троношская гора, ограниченная речками Штира, Дубоки поток и Коренита, скромна: самая высокая её точка, вершина Стóлица (644 м), на 135 метров ниже знаменитой соседки, горы Гучево. Тут, вероятно, следует уточнить, что названием своим эта вершина ни на что особо не претендует, сербское слово «стóлица» на русский переводится как «стул». Зато другая вершина Троношской горы своим названием впечатляет — это Цариград (579 м), где, как говорят старожилы, можно увидеть руины старой римской крепости, охранявшей некогда старинные рудники в местечке Заяча, но это, как говорится, уже совсем другая история.

Основание

Ощущение безопасности, создаваемое укромным расположением монастыря, обманчиво. Трагична сербская история, и не менее трагична судьба Троноши.

Точная дата и обстоятельства основания Троношского монастыря неизвестны. Есть романтическая народная версия, согласно которой монастырь был основан на средства братьев Юговичей и их отца (речь о них ещё впереди), собиравшихся в путь на Косовскую битву, но никаких документальных подтверждений у неё нет.

Согласно другой версии, основанной на записи Троношского родослова 1791 года, ктитором монастыря была королева Каталина (Катарина), дочь венгерского короля Иштвана V, вдова сербского короля Стефана Драгутина. Драгутин скончался 12 марта 1316 года, а полтора года спустя 25 декабря 1317 года, на Рождество (в те далекие времена православный церковный календарь ещё совпадал с официальным государственным) впервые зазвонили колокола монастыря Троноша, посвященного Введению во храм Пресвятой Богородицы.

Впрочем, не менее распространено мнение, согласно которому истинная заслуга основания Троношского монастыря принадлежит самому королю Драгутину, основавшему в западной части Сербии и на востоке Боснии целый ряд знаменитых монастырей. Историки, придерживающиеся этой версии событий, считают, что Стефан Драгутин заложил Троношский монастырь между 1276 и 1282 годами в бытность свою полновластным правителем Сербии, однако не успел воплотить в жизнь задуманное, и его дело в 1317 году завершила вдова, королева Каталина. Точка отсчета истории Троношского монастыря в этом случае остается той же, и 25 декабря прошлого, 2017 года Троноша торжественно отметила своё 700-летие.

Справедливости ради заметим, что есть и скептики, считающие, что отсутствие других письменных источников или сохранившихся построек, которые подтверждали бы летописную датировку, ставит под сомнение её точность. Но возразить им нетрудно: удивительно как раз не то, что канули в лету иные свидетельства, а то, что дожил до наших дней Троношский родослов.

Монастырский двор и южные ворота.

Под турками

Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем, когда и при каких обстоятельствах Троношский монастырь в первый раз подвергся разорению. Достоверно известно одно: в середине XVI века на его месте стояли голые развалины. Монастырские кельи были сожжены, церковь разрушена до основания, а монахи — игумен Паисий с братией — нашли себе какое-то временное пристанище на монастырском винограднике.

В округе не осталось ни единой христианской церкви, и Паисий служил службу в лесу, вероятно, на том месте, которое до наших дней сохранило имя «Иконы». Во времена турецкого владычества лесные службы на время стали явлением распространенным. Куда, как не в густой лес, — а лесов в Сербии и по сей день немало, что ж говорить про Средние века, — было уходить христианам, чтобы подальше от злых глаз молить Бога о защите от завоевателей-иноверцев? Пригодились тут, вероятно, и старые языческие традиции поклонения деревьям, но содержание стало новым. На ствол дерева с развесистой кроной, способной служить естественным шатром (обычно это был старый дуб), прикрепляли икону, и получался импровизированный храм, где священник отправлял церковную службу. Такое дерево обычно отмечалось вырезанным на коре крестом, который заодно служил и защитой от лесорубов. Было в этих тайных служениях под сенью деревьев нечто, напоминавшее о собраниях первых христиан, только роль катакомб приняла на себя лесная чаща.

Северный вход в монастырь.

Со временем любой, самый жесткий и жестокий режим смягчается. К середине XVI века границы Османской империи продвинулись вглубь Европы столь далеко, что Сербия очутилась в глубоком тылу, и в стране мало-помалу стала налаживаться обычная жизнь. Туркам не нужны были лишние эксцессы, не нужны были восстания и волнения, им было выгодно, чтобы местное население жило спокойно и даже богатело, пополняя деньгами султанскую казну. И они попытались добиться лояльности местной церкви за счет предоставления ей самостоятельности. Так, в 1557 году стараниями знаменитого визиря Мехмед-паши Соколовича (того самого строителя «моста на Дрине») султан Сулейман Великолепный принял решение возродить сербскую Печскую патриархию, после чего по всей Сербии началось строительство — или восстановление — православных монастырей и церквей. Два года спустя очередь дошла и до Троноши.

На Пасху 1559 года игумен Паисий получил согласие влиятельных людей края на строительство в монастыре новой церкви на старом фундаменте. Прихожане собрали деньги, а сам Паисий с братией и пришедшими к ним на помощь игуменом Арсением и монахом Геннадием из монастыря Папрача (этот монастырь на территории современной Боснии также основал король Драгутин), немедля приступили к работе, которую сумели завершить до конца года. Уже на Рождество того же 1559 года — опять на Рождество, как и при основании монастыря, — в Троноше снова зазвонили колокола.

Возрожденный монастырь быстро стал местным центром культуры.

Но превращение это во многом было вынужденным. Пожары, сопровождавшие турецкое разорение, сделали книги — а без богослужебных книг церковная, монастырская жизнь невозможна, — драгоценной редкостью. Взять их было негде: в Москве Иван Федоров отпечатал свою первую книгу только в 1564 году, а в Европе кириллицу не жаловали. (Турки, надо сказать, это понимали и не стеснялись по баснословным ценам продавать одним православным монахам книги, отнятые у других.) Короче говоря, при отсутствии средств с нуждой приходилось справляться самостоятельно, и новый игумен Йован завел при монастыре скрипторий, где в 1571—1581 годах переписывались богослужебные книги как для самой Троноши, так и для других монастырей.

Для бедного монастыря собственный скрипторий был роскошью непозволительной, анахронизмом, чьё время в Европе миновало несколько столетий назад. Он стал порождением не избытка средств, как когда-то в западноевропейских монастырях, а нужды, которая со временем заставила отказаться от такой непроизводительной траты сил и времени немногочисленных монахов. Приходилось искать помощи вовне, а это означало, что рано или поздно взгляд сербских монахов должен был устремиться в направлении России, единственной в то время православной страны, избежавшей чужеземного гнета. Так, в 1625 году троношский игумен Михаил решил отправиться в далёкий и опасный путь.

Вместе со своим племянником Милошем и иеромонахом Дамаскином Михаил добрался до Путивля, где все трое по обычаю того времени собирали милостыню в пользу своего монастыря. Даже окраина Московского государства, совсем недавно очутившаяся в центре событий Смутного времени и едва оправившаяся от их последствий, казалась троношским монахам едва ли не землей обетованной, готовой помочь православным братьям, томящимся под турецким гнетом. Согласно сохранившимся записям, экспедиция завершилась успехом: сам Михаил получил сорок рублей деньгами и семь рублей тафтой, Дамаскин — семь рублей тафтой, а Милош — четыре рубля сукном (за 5 копеек в Московском государстве можно было купить пуд ржаной муки). Неизвестно, на какой срок хватило монастырю этих денег, но то, что они стали для него существенной подмогой, сомнений не вызывает.

Спустя 150 лет, когда во времена матушки Екатерины Россия начала активно вмешиваться в балканские дела, Троношский монастырь снова получил помощь с далекого севера. В 1782 году в монастырь, которым в то время управлял архимандрит Моисей, из России поступили печатные богослужебные книги, часть которых сохранилась до наших дней.

Церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Стефан Йованович и Вук Караджич

В это время Троноша находилась накануне новых потрясений. На фоне ослабления Османской империи, которую теснили с одной стороны русские, а с другой — австрийцы, Сербия снова предстояло стать ареной жестокой борьбы.

В 1787 году турецкий султан оказался вынужден вести войну одновременно с Австрией и Россией.

Нельзя сказать, чтобы начало войны стало для сербов неожиданностью. Ещё за три года до этого в Троноше побывал венский шпион, прапорщик Йован Перетич, который прекрасно находил общий язык с местным населением, потому что и сам был сербом, родившимся в Хорватии в исторической области Лика. Его главной задачей было составление топографических карт и описания Подринья для австрийской армии. От Перетича молодой троношский монах Стефан Йованович узнал о планах Австрии по освобождению сербов от турок. Вряд ли шпион-топограф разбалтывал государственные секреты направо и налево, более вероятно, что в его миссию помимо картографии входили и выяснение настроений местного населения, и его подготовка к грядущим событиям, и — почему бы и нет? — вербовка сторонников, которые могли бы после начала боевых действий ударить в тыл туркам.

Австрия вообще рассчитывала на помощь сербов, и в последние годы перед войной император Иосиф II немало сделал для улучшения их положения в пределах своих владений, показывая тем самым, что переход сербских земель из-под власти Турции под власть Австрии станет благом для местного населения. Особое значение имел изданный в 1781 году «патент о веротерпимости», благодаря которому православные получали гражданские права и возможность строить собственные храмы. Если положение сербской православной церкви в Османской империи ухудшалось, то в Австрии — явно улучшалось, и это побуждало сербов смотреть на австрийцев как на освободителей. О достижении национальной независимости, конечно, и речи быть не могло, но сербов манила свобода вероисповедания, да и сама перспектива жизни в христианской стране после стольких лет мусульманского владычества рисовалась в самых радужных красках.

Так что не стоит удивляться тому, что после начала войны, когда весной 1788 года австрийцы перешли через Саву и осадили Шабац, монах Стефан оставил свой монастырь, чтобы принять посильное участие в исторических событиях.

Стефан Йованович, один из самых видных сербских деятелей конца XVIII века, был личностью незаурядной. Он родился в селе Текериш на склоне горы Цер, мальчиком был привезен в Троношу, где учился грамоте и помогал монахам по хозяйству. В другое время и в других исторических обстоятельствах присущая ему деятельная забота об окружающих людях и умение убеждать, вести за собой могли сделать из него выдающегося политического деятеля, но в тогдашней Сербии под турецким гнетом этот путь был наглухо закрыт. Стефан будучи совсем молодым человеком принял монашество, несмотря на возраст быстро сумел заслужить авторитет у жителей края, и когда он призвал сербов к восстанию, многие сочли своим долгом последовать за ним.

Так Стефан Йованович начал освободительную борьбу, организуя нападения на турецкие села, расположившиеся вблизи сильной турецкой крепости Соко-град. Да и сам Троношский монастырь не остался в стороне: там разместился сильный австрийский отряд в 1000 человек, который монахи кормили, поили и снабжали всем необходимым на протяжении 4 месяцев неурожайного голодного года.

Крепость Соко-град, построенная на высокой скале, осталась неприступной, для её штурма нужны были совсем другие силы и средства, но турецкий гарнизон был блокирован и думал не о подавлении восстания, а о собственном спасении. Подринье было освобождено от турок, и Стефан Йованович присоединился к австрийской армии, которая успела к тому времени взять Шабац и осадить Белград. Когда 8 октября 1789 года штурм Белграда завершился успехом, и Стефан Йованович в числе победителей вошел в его стены, и ему самому, и большинству сербов казалось, что час освобождения пробил. Но радоваться оставалось недолго.

В феврале 1790 года скончался австрийский император Иосиф II, а наследовавший ему Леопольд II решил начать с турками мирные переговоры. По Систовскому миру 1791 года Австрия обязалась вернуть туркам все освобожденные сербские земли, получив в замен обещание султана даровать полную амнистию сербам, воевавшим на стороне австрийцев. Сербы не могли поверить происходящему и восприняли мир как вероломное предательство.

Уже в феврале 1790 года, когда стало ясно, что новый император не собирается продолжать войну, Стефан Йованович собрал в Троноше самых авторитетных представителей сербских общин Подринья, чтобы составить обращение к австрийским властям с призывом защитить только что освобожденные сербские земли.

Кипучая деятельность Стефана Йовановича была замечена в Австрии, и в августе того же 1790 года он был приглашен участвовать в Темишварском саборе сербов, где снова рассказывал об общей борьбе австрийцев и сербов, о зверствах турок и обращался к австрийцам с призывом даже не защищать сербов, а хотя бы снабдить их оружием, чтобы они могли самостоятельно отстаивать свою свободу. Но для австрийцев, твердо нацелившихся на подписание мира, этот вариант был неприемлем, и самое большее, на что они готовы были пойти — это дать сербам из освобожденных районов привилегии для переселения в Австрию на приграничные территории. Стефан Йованович был приглашен в Вену для ведения соответствующих переговоров, но и они закончились ничем.

Тем временем мир был подписан, и турецкие войска вернулись туда, откуда недавно были изгнаны. Спору нет, султан дал амнистию воевавшим против него сербам, но мог ли он проконтролировать всех своих воинов, отличавшихся вспыльчивым характером, а тем более — мог ли он отвечать за них? В марте 1792 года в Троношский монастырь прямо во время богослужения, которое вел игумен Моисей, ворвались взбешенные турецкие воины. Они разогнали монахов и учеников и ятаганами зарубили Моисея прямо на церковном пороге.

Весть о трагическом происшествии достигла Вены и стала ударом для Стефана Йовановича: ведь это он вовлек монастырь в антитурецкое восстание, это его известность привлекла внимание турок к монастырю, и это ему, Стефану, по праву предназначался удар турецкой сабли, доставшийся Моисею. В тяжелый для монастыря час он оказался вдали, в безопасности, а борьба его была проиграна.

И Стефан Йованович принял решение вернуться. Используя объявленную амнистию, он сдался турецким властям и занял место игумена Троношского монастыря, чтобы все последующие годы посвятить заботе о его монахах и прихожанах. После инцидента с убийством Моисея турки на время оставили монастырь в покое, а пару лет спустя султан и вовсе решил предоставить христианам полную свободу вероисповедания и богослужения, разрешил восстанавливать старые и строить новые церкви и монастыри, запретил турецким властям вмешиваться в церковные дела. Снова началась мирная жизнь.

Монастырский корпус с трапезной и сувенирной лавкой.

Интересно, что самый разгар войны в Троношском монастыре был отмечен событием самым что ни на есть мирным: в 1791 году иеромонах Иосиф Троношац завершил работу над книгой, которая вошла в историю как Троношская летопись или Троношский родослов («Историја о сербских царјех и краљех»). Это самый значительный сербский книжный памятник второй половины XVIII века, созданный на основе старых книг, принесенных в Троношу из фрушкогорских монастырей.

Троношский родослов нельзя назвать летописью в буквальном смысле этого слова — это не серия более или менее регулярных записей о событиях, случавшихся в монастыре и его округе, а широкое историческое повествование о судьбе сербского государства и его правителей. Бурная жизнь королевской династии Неманичей, придворные интриги, междоусобная борьба, подвиги и преступления, битва на Косовом поле, печальная история турецкого завоевания — всё нашло отражение на страницах Троношского родослова. Это очень важная книга для Сербии, и это книга трагическая, как и вся история страны. Полна драматизма и судьба самой книги: написанная во время восстания против турок, она каким-то чудом несколько раз избежала гибели, а во время первой мировой войны была захвачена австрийцами и в качестве трофея увезена в Вену, где и пребывает до сих пор. На долю самого монастыря осталась только копия.

Символично: спустя 6 лет после того, как Иосиф Троношац подвел итоги средневековой истории Сербии, в том же Троношском монастыре рождалась история новая. В 1797 году при игумене Стефане Йовановиче в монастырь пришел учиться самый обычный мальчик из близлежащего села Тршич. Звали его Вук Караджич, и сегодня это имя в Сербии знает каждый — так, как в России каждый знает имя Александра Пушкина. Вук Караджич подрастет и станет реформатором сербского языка, составителем первого его словаря и, если дозволено будет выразиться высокопарно, творцом современного сербского языка. Того языка, на котором станет говорить и писать новая, независимая Сербия.

Примерно так проходило обучение детей грамоте. Картина из Музея ранних лет обучения Вука Караджича.

Игумен Стефан Йованович запомнился современникам как высокий, обаятельный, веселый человек, который на проповедях учил людей не красть друг у друга и не жаловаться туркам по любому поводу, охотно собирал милостыню у богатых и еще более охотно одарял бедных — кого едой, кого одеждой, а кого и деньгами, необходимыми для уплаты налогов. Он так и погиб, защищая свой народ.

В 1799 году, когда на Сербию обрушился неурожай, игумен Стефан отправился в Зворник просить местные турецкие власти дать голодающим сербам взаймы часть запасов продовольствия, хранившихся в городских башнях ещё со времен войны. Турки ответили отказом, и в ответ игумен сгоряча сказал, что вынужден будет обратиться за помощью к австрийцам. Прошлое Стефана Йовановича властям было хорошо известно, и угроза обращения к Австрии — неважно, за продовольственной ли помощью или военной, — переполнила чащу чьего-то терпения. Чашка кофе, выпитая троношским игуменом у коварных турок, стоила ему жизни: он скончался на следующий день, а отроду ему было всего 40 лет.

В 2017 году Сербская православная церковь причислила Стефана Йовановича к лику святых, и отныне 17 сентября (4 сентября по новому стилю) в православном календаре отмечается как день преподобного Стефана Троношского.

Первое сербское восстание

Стефан Троношский положил начало своеобразной традиции: с тех пор в критические моменты истории во главе Троношского монастыря оказывались люди, решительно вмешивавшиеся в ход исторических событий, не созерцатели, как то, возможно, пристало православным монахам, а деятели.

Архимандрит Мефодий Лазаревич, ставший игуменом в 1802 году, принял непосредственное участие в Первом сербском восстании и с отрядом в 900 человек успешно сражался в Восточной Сербии, где заслужил доверие самого Карагеоргия, сербского национального героя, доблестного руководителя повстанцев, основателя династии Карагеоргиевичей.

Монастырю же героизм игумена обошелся дорого. После окончания восстания в 1813 году (по другим данным, в марте 1814 года) он был сожжен турками, которым, впрочем, не удалось захватить мятежного архимандрита.

Печальна была и судьба монастырских рукописей, книг, документов. Были они драгоценны, но погибали не только в огне пожара, но и от рук самих монахов, жертвовавших ими ради освободительной борьбы. К несчастью для книг в XVIII — начале XIX веков для заряжания ружей и пушек использовались бумажные патроны или, грубо говоря, бумажные пакетики, в которые расфасовывали порох, чтобы перед выстрелом высыпать его в ствол, а освободившуюся бумагу забить сверху в качестве пыжа. Если регулярные войска ещё могли рассчитывать на то, что патроны им будут поставлять вместе с порохом, то восставшие должны были заботиться обо всем самостоятельно, и к их услугам не было ни бумажных комбинатов, ни канцелярских магазинов. Бумага стоила дорого, добыть её было трудно, и рано или поздно кто-то соображал, что искать бумагу надо там, где есть грамотные люди и книги, то есть в монастырях.

Колокольня.

Не стоит делать вывод, что за бумагой в монастыри приходили безбожники или враги сербской культуры. Отнюдь нет, это были обычные вчерашние сербские крестьяне, отправившиеся воевать с турками в том числе и для того, чтобы защищать православную веру. Так, например, известно, что в Троношском монастыре во время Первого сербского восстания запасались исписанной бумагой харамбаша (командир отряда гайдуков) Джордже Чурчия и братья Недичи, командовавшие сербским войском в бою на Чокешине. Всё это были люди известные, вписавшие свои имена в сербскую историю. И монахи делились с ними бумажными сокровищами добровольно, потому что освобождение от турок было для них важнее любых ценностей. Ценности, пусть даже это и книги, — дело наживное, потеря их поправима и восполнима, а вот жизнь человеку дается один раз, и коль скоро речь шла о жизни и смерти — в самом буквальном смысле этих слов, потому что невозможность стрелять для восставших означала смерть, — надо было пожертвовать всем, чтобы жизнь сохранить. Так в выстрелах Первого сербского восстания сгорали документы Троношского монастыря, которыми, конечно же, жертвовали в первую очередь, сберегая книги и рукописи на самый черный день. Счастье ещё, что уцелел, дожил до наших дней Троношский родослов, потому как не только повстанцам нужны были бумажные патроны. Турки навещали монастырь по той же надобности и уже не ждали согласия от монахов, а забирали то, что им удавалось найти.

Восстановление

Восстановить монастырь после очередного разорения удалось только 20 лет спустя, после того как Подринье в 1833 году было присоединено к Сербскому княжеству, получившему автономию в составе Османской империи. При помощи князя Милоша Обреновича уже к осени 1834 года церковь в монастыре была восстановлена, расписана живописцами Михаилом Константиновичем из Битоля и Николой Янковичем из Охрида и заново освящена. Никола Янкович сработал для церкви резной иконостас и написал все иконы за исключением двух. Иконы Господа Иисуса Христа и Богородицы были написаны Андреем Джаковичем уже в 1866 году.

Тогда же, в 1834 году, к церкви была пристроена колокольня из тесаного тршичского камня, на которую впоследствии уже во время правления князя Михаила Обреновича в 1880 году был поднят колокол, отлитый в Белграде в литейной мастерской Джорджа Боте и сыновей.

Примерно к этому времени нового возрождения монастыря относятся и первые упоминания об уникальном троношском обычае подношения Ратарских (то есть пахарских, земледельческих) свечей. Ежегодно жители окрестных сел собирают в пользу монастыря деньги, воск и огарки восковых свечей, чтобы изготовить две огромные 50-килограммовые свечи в 2 метра длиной и 20 см в поперечнике. В Чистый четверг накануне Пасхи мужчины на руках несут по лесным тропинкам эти свечи в Троношу, где их торжественно встречает игумен. В Великую Пятницу свечи воздвигают в храме по обе стороны от алтаря и возжигают на каждое торжественное богослужение в течение года.

Зародился же этот обычай, вероятно, раньше, во времена турецкого владычества.

Так несут ратарскую свечу.

Турки не поощряли строительство православных церквей, так что монастырская церковь в Троноше была единственной на всю большую округу. Гористая местность практически изолировала небольшие села друг от друга, сил и времени для того, чтобы сходить в церковь и обратно, надо было потратить немало. Так что иногда люди шли в церковь, а иногда монастырский священник должен был сам навещать прихожан. И когда он приходил к кому-то в дом, например, на Славу, то хозяин должен был приготовить восковую свечу, необходимую для службы, а остаток её потом отдать священнику (при бедной жизни и этот кусок воска мог рассматриваться как ценность). Огарки заботливо собирались и хранились в монастыре, а раз в год, перед Пасхой, из них отливали большие свечи, прообразы нынешних ратарских свечей.

Карагеоргиевичи или Обреновичи

Казалось, что с возрождением в рамках Сербского княжества для Троноши должны наступить спокойные времена. Турки оставили Подринье, впервые за столетия власть в стране была сербской, православной, и непосредственная опасность турецкого вторжения ей не угрожала. Да только вот, как это нередко бывает в истории, в отсутствие внешней опасности — а может, тому виной была просто молодость нового государства? — началась борьба за власть внутри страны. Сначала в 1839 году князь Милош Обренович вынужден был оставить Сербию, а три года спустя в изгнание отправился и его сын Михаил, свергнутый с княжеского престола сторонниками Александра Карагеоргиевича. У Обреновичей при этом осталось немало сторонников, и одна из их попыток взять власть обернулась для Троноши трагедией.

Ранней осенью 1844 года в Лозницу вошел вооруженный отряд сторонников Обреновичей, глава которого заявил, что власть Александра Карагеоргиевича низложена. Троношский игумен Филимон Гргуревич решил присоединиться к восставшим. Он не просто поддержал мятежников своим авторитетом, но и взял в руки саблю и отважно сражался, когда им преградил путь отряд, прибывший из Белграда. Так в бою, окровавленный, он и был взят в плен. Его судили в Шабаце, консистория лишила его духовного звания, после чего Филимон Гргуревич был отвезен в местечко Гнила на дороге Лозница—Валево, где совсем недавно он совершал молитву за восставших, и расстрелян. В какой-то мере игумен Филимон следовал примеру Стефана Йовановича, посчитав своим долгом решительно сражаться за то, что считал справедливым и нужным для Сербии, однако, в отличие от своего предшественника, он решился проливать не турецкую, а сербскую кровь. И расстрелян он был не иноверцами, а такими же православными, как и он сам. Только в 1859 году, когда на престол вернулась династия Обреновичей, про игумена Филимона вспомнили, и его останки из могилы в местечке Гнили были перенесены в Троношу, где и упокоились окончательно рядом с монастырской церковью.

Внутри монастырской церкви. По бокам от иконостаса видны ратарские свечи.

Первая мировая

Новый XX век принес и Сербии, и Троношскому монастырю новые потрясения. Когда началась первая мировая война, в которой австрийцы были уже не союзниками, а злейшими врагами сербов, Троноша с самого начала оказалась в приграничной полосе, в зоне активных боевых действий.

Сначала монахи дали приют раненым сербским воинам, и монастырь превратился в импровизированный госпиталь. Несколько офицеров и рядовых скончались здесь от ран и были погребены в монастырском дворе. А потом сербская армия отступила, и в Троношу пришли австрийцы. Монастырский скот пошел на нужды армии, лес был порублен, колокола (за исключением одного, главного) были сброшены с колокольни и отправлены на переплавку, все двери в монастыре были сняты и уничтожены. Но самое главное, было разграблено церковное имущество, ряд драгоценных документов погиб, а Троношский родослов отнят у монастыря и отправлен в Вену.

Архимандрит Тихон, которого австрийцы считали своим врагом, после начала оккупации покинул Троношу, но был арестован, отправлен в Белград и там повешен (по другим сведениям — умер от побоев).

Между двух войн

Первая мировая дорого далась Сербии. Страна была разорена и обезлюдела. Только в 1923 году в Троношской церкви снова были поставлены двери, и потихоньку началось возрождение монастыря. Два года спустя он обзавелся новыми колоколами. Один, с надписью «за упокой души короля Петра I и всех погибших» (речь идет, естественно, о сербском, а не о русском Петре I) подарили монастырю прихожане, а другой — русские беженцы, жившие в Лознице. И надпись на «русском» колоколе была отлита соответствующая: «за упокой души императора Николая II». В 1926 году из Белграда в Троношу были перенесены останки убитого австрийцами архимандрита, а на месте их захоронения поставлен скромный крест с надписью «Архимандрит ТИХОН».

Русские послереволюционные эмигранты, вообще, оставили след в истории Троноши. Известно, например, что там поселились некие русские монахи, которые принесли с собой две иконы XVIII века «Снисхождение Святого Духа на апостолов» и «Собор русских святых», которые и по сей день находятся в монастыре. А в 1925 году монастырь посетил курский архиепископ Феофан (Гаврилов), который привез с собой чудотворную курскую коренную икону Божьей Матери «Знамение», на три дня выставленную в церкви, что стало большим событием для монастырских прихожан. Впоследствии копия этой иконы нашла своё место в часовне Святого Пантелеймона.

Георгий Боич

Эта самая часовня Святого Пантелеймона была воздвигнута незадолго до начала второй мировой войны, когда во главе Троношского монастыря стоял иеромонах Георгий (в миру Филипп) Боич.

Часовня Святого Пантелеймона.

Георгий Боич, капитан запаса югославской армии, возглавил монастырь в 1936 году, будучи совсем еще молодым человеком — в ту пору ему исполнилось только 28 лет. И начало немецкого вторжения в 1941 году он воспринял так, как и должен был его воспринять настоящий офицер: он счел себя мобилизованным на военную службу и примкнул к четникам Дражи Михайловича, которые в то время в Югославии были единственной вооруженной силой, решившей драться с немцами. Надо ли говорить, что этот поступок полностью соответствовал троношским традициям, заложенным Стефаном Йовановичем и Мефодием Лозаревичем.

30 августа 1941 года где-то на возвышенности над Троношским монастырем собрались четники и простые люди из окрестных сел, готовые участвовать в борьбе за освобождение Лозницы. Многие из них отозвались на призыв Георгия Боича, обращенный ко всем военнообязанным, вооруженным и невооруженным. Там, над Троношей подполковник Веселин Мисита изложил план захвата Лозницы и распределил обязанности. Ядарская «горная чета» (чета = отряд) под командованием игумена Георгия Боича, включавшая 150 человек, в основном из местных сел, должна была выбить немцев из здания гимназии.

План увенчался успехом, и несмотря на гибель Веселина Миситы, Лозница стала первым городом Европы, освобожденным от немцев в ходе второй мировой войны (подробнее об этом здесь). Плененные немцы были отведены в монастырь Троноша.

Георгий Боич по прозвищу Джиджа оказался доблестным воином. Его отряд, начинавший со штурма гимназии, со временем вырос в Ядарскую четницкую бригаду, а её командир стал одним из самых популярных и известных командиров Церского корпуса Югославских войск на родине (так официально назывались четники Дражи Михайловича). Георгий Боич был одним из тех людей, о которых слагали песни.

Да только вот судьба четников оказалась печальной. Не они, а коммунистическая Народно-освободительная армия Югославии Иосифа Броз Тито вместе с советской Красной Армии освободили Сербию от немцев, и четники, первыми поднявшие оружие против немцев, оказались в лагере проигравших. Георгий Боич разделил общую судьбу: в декабре 1945 года он был арестован новыми коммунистическими властями, приговорен к смертной казни и расстрелян в Шабаце 8 апреля 1946 года.

Игумен Серафим

Между тем в октябре 1941 года, когда ещё никто не знал, чем закончится война, в Троношский монастырь прибыл карательный отряд. Это было время, когда немцы одерживали победы на всех фронтах, и, естественно, они не могли простить поражения, нанесенного им четниками. Они должны были примерно наказать виновных — или хотя бы тех, кто каким-то образом был причастен к случившемуся в Лознице, — а значит, и монастырь.

Танковый снаряд пробил монастырскую стену, каратели последовательно перестреляли весь скот и домашнюю птицу, сожгли житницу с зерном, облили бензином и подожгли большое монастырское здание, построенное в начале XX века при архимандрите Тихоне. Потом вломились в церковь, подожгли иконостас и левый клирос (следы того пожара можно заметить и сегодня), вытащили во двор книги и рукописи, побросали их в кучу и тоже подожгли. Монахам после ухода карателей удалось спасти только книги, находившиеся за правым клиросом, а также «Апостол» и несколько церковно-служебных книг, которые обгорели, но каким-то чудом уцелели в огне.

Новый троношский игумен Серафим, сменивший Георгия Боича, не стал бросать монастырь и уходить в четники или партизаны. Он совершил отпевание убитых карателями и в меру сил и возможностей попытался восстановить нормальную монастырскую жизнь, совершая церковные службы в самом монастыре и в соседних селах. Беда нагрянула внезапно с непредвиденной стороны.

Однажды, в марте 1943 года в монастырь явилась некая прихожанка, у которой скончалась свекровь. Игумен Серафим, как обычно в таких случаях, отправился с ней, совершил отпевание и получил 1000 динаров, не зная, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

В тот же вечер в Троношский монастырь явились четники во главе с майором Драгославом Рачичем и остались на ночлег. А на следующее утро к ним пришла та самая прихожанка, чью свекровь отпевали накануне, и обвинила игумена в том, что он взял у нее 1000 динаров, хотя и знал, что её муж воюет за четников. Немедленно организовался суд. Серафим пытался объяснять, что 1000 динаров за отпевание вне стен монастыря всегда платят все прихожане и что он не может отказаться от этих денег, потому что разоренному немцами монастырю не на что существовать. Всё было напрасно, и в назидание другим священникам отца Серафима осудили на смерть. Сразу же после вынесения приговора его отвели под шелковицу, росшую перед монастырем, где игумен встал на колени, прочитал молитву на исход души, которую обычно читают над умирающими, простил своим судьям неправедный суд и спокойно принял расстрел. Закопали его тело там же, под шелковицей, а найденную тысячу динаров вернули прихожанке.

Спустя три года тело Серафима выкопали из-под шелковицы, — как гласят записи монастыря, оно было найдено нетленным, — перенесли в монастырь, совершили отпевание и похоронили рядом с церковной стеной. Там же, где лежат и другие троношские игумены, принявшие насильственную смерть.

Монастырский двор. Справа от церкви видны каменные плиты над могилами погибших игуменов

Троношский монастырь сегодня

После окончания второй мировой войны Троношский монастырь долгое время пребывал в состоянии запустения, настоящие восстановительные работы начались только в 1960-х годах.

Сначала, в 1961 году, был отреставрирован храм Введения Пресвятой Богородицы.

Монастырская церковь представляет собой небольшое однонефное здание, построенное в стиле поздней рашской архитектурной школы из тесаного камня-известняка. В плане церковь имеет форму креста. Над центральной ее частью возвышается восьмиугольный купол, снаружи разделенный плоскими пилястрами на восемь полей и украшенный аркадным фризом. В середине полей расположены узкие вытянутые окна. С западной стороны церкви находится каменная колокольня с высокой барочной башней.

Все внутренние стены церкви от пола до купола покрыты росписью. В ходе реставрационных работ фрески и иконы были расчищены, и стало ясно, что храм был расписан дважды. На западной стене притвора можно заметить фрагменты старой живописи, вероятно XVI века, времени первого возрождения монастыря. Основная же часть фресок, равно как и иконостас, была выполнена в 1834 году.

Рядом с церковью возвышаются два монастырских здания.

Одно из них было построено в начале XX века при архимандрите Тихоне на месте старого монастырского здания, где монахи жили во времена Вука Караджича. Тихону тогда удалось получить поддержку влиятельных людей тогдашней Сербии, включая самого короля Петра I, который превратил находящуюся в 20 километрах от Троноши Баню Ковилячу в королевский курорт и однажды удостоил своим визитом сам монастырь. На первом этаже двухэтажного здания располагались реконструированная келья иеромонаха Иосифа, составителя Троношского родослова, и Мемориальный музей Вука Караджича. На второй этаж вела деревянная лестница, приводившая в коридор, куда выходили двери комнат, предназначенные для монахов и гостей монастыря. В 1941 году это здание был сожжено карательной экспедицией и больше 20 лет простояло без крыши.

В 1964 году, когда отмечалось 100-летие со дня смерти Вука Караджича (игуменом тогда был Антоний Джурджевич), это здание было частично восстановлено на государственные средства по проекту архитектора Драгомира Тадича, и сегодня там разместился Музей ранних лет обучения Вука Караджича, где можно увидеть реконструкцию монастырского быта конца XVIII века. Никакие документы, связанные с обучением Вука Караджича в Троноше не сохранились, и о нём известно только из его собственных рассказов.

Следом, в 1966 году, была восстановлена разрушенная монастырская стена и установлены новые монастырские ворота, сработанные из тяжелого дуба.

В 1975 году по проекту архитектора Раденка Вукашиновича из Тузлы было построено новое монастырское здание с обширной трапезной и выставочным помещением. Его не обойдет вниманием ни один турист, желающий унести с собой из Троноши что-нибудь на память. Там, напротив, входа в церковь он обязательно найдет то, что ему нужно: сувенир или икону, брошюру с рассказом о Троношском монастыре или же что-то из более прозаической монастырской продукции: ракию, мед, высушенные лекарственные травы…

Монастырские ульи

А потом, собираясь покинуть монастырь, посетитель обязательно остановит свое внимание на могильных плитах, расположенных справа от входа церковного входа, между церковью и монастырскими воротами. Надписи на них сильно пострадали от времени, и разобрать их не всегда возможно. Но догадаться, кто лежит под этими плитами, нетрудно. Самая старая из них установлена над гробом игумена Моисея, зарубленного турками в 1792 году. С ней соседствуют могилы архимандрита Стефана Йовановича или, лучше сказать, преподобного Стефана Троношского, отравленного турками, и игумена Филимона Гргуревича, расстрелянного сербами в 1844 году. Посреди двора возвышается скромный деревянный крест над местом захоронения архимандрита Тихона, погибшего от рук австрийцев. Есть во дворе еще две монашеских могилы: расстрелянного четниками игумена Серафима Вукоевича и монаха Сергия Лацковича. Не хватает только одной могилы — игумена Георгия Боича, завершившего свой жизненный путь под пулями в Шабаце.

Как доехать

На машине

Сегодня добраться до монастыря Троноша нетрудно: надо выехать из Лозницы по дороге на Валево (Е27), через 9 км свернуть направо (указатель с названием монастыря поможет не пропустить поворот), и еще через 4 км новый указатель опять укажет направо (дополнительным ориентиром может служить расположившийся перед поворотом придорожный продуктовый магазин). И тогда останется только аккуратно следовать по извилистой дороге, которая приведет прямо к монастырю.

Слева перед въездом на монастырскую территорию есть большая парковка, но используется она только в дни церковных праздников, когда в монастырь съезжается много людей. Если же парковка при въезде пуста, можно смело проезжать дальше, это не возбраняется. Запарковать машину можно справа по ходу движения около источника «Девять Юговичей».

Пешком

Когда отмечалось столетие со дня смерти Вука Караджича (1964 год), студенты Белградского университета обустроили пешеходную тропу от Вукова дома в Тршиче до Троноши. В хорошую погоду прогулка по этой тропе занимает около часа. Вдоль тропы были установлены 52 дубовых столба, на которых размещены таблички с информацией о жизни Вука Караджича. Тропу назвали «Вуковой дорогой к науке» в напоминание о том, как юный Вук ходил в Троношу учиться грамоте.

Источник и часовня

Ни один посетитель монастыря не пройдет мимо источника «Девять Юговичей» и воздвигнутой над ним часовне Святого Пантелеймона. Каким бы путем не добрался он до монастыря, а миновать источник не сможет. Да и зачем его миновать, если можно подойти и набрать вкуснейшей воды, подставив бутылку под одну из десяти струй, мощно изливающихся из десяти львиных голов. Ради этого стоит не пожалеть предусмотрительно захваченную с собой покупную воду и заменить ее троношской. Какая бы вода ни находилась в бутылке, эта будет достойной заменой. (На обратном пути, можно не полениться и примерно в трех километрах от монастыря повернуть голову налево, чтобы увидеть большое здание характерного индустриального типа. Это фабрика «Троноша-вода», где местную слабоминеральную питьевую воду разливают в бутылки и продают как в самой Сербии так и, по большей части, в Западной Европе.)

Источник «Девять Юговичей».

Как говорят легенды, источник «Девять Юговичей» был обустроен еще в XIV веке легендарным сербским воеводой Югом Богданом и его девятью сыновьями (девятью Юговичами) в критический момент сербской истории. В 1389 году они из Троноши отправились на войну с турками и все погибли в битве на Косовом поле, где решалась судьба сербского средневекового государства. А дочь Юга Богдана княгиня Милица — или, как её величают в Сербии, царица Милица, — потеряла на Косовом поле не только отца и братьев, но и любимого мужа князя Лазаря Хребеляновича. И пришлось ей в тяжелый час не погружаться всецело в скорбь по погибшим, а принять на свои плечи ношу правления тем, что осталось от Сербии, пока не достиг совершеннолетия её сын Стефан, внук Юга Богдана. Так что остановившись на минуту около источника в Троноше и попробовав его воды, мы приобщаемся к трагической истории сербского народа.

К сожалению, ни источник, ни часовня не дошли нас в первозданном своём виде. Как и сам монастырь, много раз они разрушались и каждый раз возрождались вновь. В 1721 году источник «Девять Юговичей» обновил митрополит Мефодий, в 1894-м — купец из Лешницы Младен Исакович, а в 1936-м — игумен Георгий Боич. И, наконец, свой современный вид он приобрел в 1968 году, когда был заново отстроен по проекту Драгомира Тадича. Именно тогда над источником появилась мозаика работы известного итальянского мастера Антонио Орсони из Венеции, изображающая Юга Богдана и девятерых его сыновей, отправляющихся на Косовскую битву. А под мозаикой на белых досках высечены стихи — плач царицы Милицы по отцу и девятерым братьям.

В 1968 году приобрела свой современный вид и часовня Святого Пантелеймона, построенная из мягкого белого тршичского камня грубой обработки по проекту того же Драгомира Тадича. Мозаика, изображающая святого Пантелеймона, создана Антонио Орсини, а роспись часовня — белградским художником Живко Стоисавлевичем. Снаружи, в нишах, размещены плиты со стихами из народных песен косовского цикла.

Святой Пантелеймон. Автор мозаики Антонио Орсини.

История никогда не щадила ни Троношский монастырь, ни его монахов. Семь веков прошло со дня его основания, но не осталось и камня, прикоснувшись к которому можно было бы подумать: «Вот он лежит здесь уже семь столетий и, как я касаюсь его сейчас, так касался его когда-то один из первых троношских монахов». Чтобы ощутить причастность к сербской истории, здесь надо не искать древние камни — много раз перекладывали их с места на место, — а оглянуться вокруг, и понять, что ни семь столетий, ни завоеватели по сути ничего не поменяли в этом месте. Всё также течет Великая Троноша, всё так же окружают узкую долину высокие склоны, всё так же густо покрывает их буковый лес, давая прибежище зверям и птицам, всё так же журчит вода в источнике «Девять Юговичей». И всё так же стоит здесь монастырь, многократно менявший свой облик, погибавший и возрождавшийся, крепко-накрепко связанный с сербской историей и никогда не остававшийся в стороне от того, что свершалось в стране.